Для общения с Марлен надо было иметь крепкие нервы. И вдобавок здоровый желудок, потому что от ее угощений любой мужчина мог свалиться под стол. «Суп из шампиньонов, отбивные котлеты, яичница-болтунья, мясо по-сербски с рисом и клецки с абрикосами», — записал Ремарк в дневнике (21 мая 1938 г.). Она предпочитала закармливать мужчин, нежели спать с ними, — поэзии кухни она отдавала предпочтение перед прозой спальни.
Но этого Ремарк знать не мог, он видел Марлен такой, какой ее видели все: звездой, вокруг которой вился рой вожделевших ее поклонников, кинодивой, появлявшейся в сопровождении сменявших друг друга кавалеров.
С тех пор как Голливуд перестал благоволить к ней, она проводила отпуск в Европе. Марлен стали считать в Голливуде «ядом для кассы», в списке любимых публикой кинозвезд она фигурировала в самом конце. Гонорары Марлен были невероятно высоки, поэтому ничто не заставляло ее хвататься за любую предложенную роль, и она могла позволить себе долгие перерывы между фильмами.
У Ремарка сложилась почти аналогичная ситуация. Всемирную известность ему принесло одно-единственное произведение — роман «На Западном фронте без перемен» (1930). За всю историю книгопечатания только Библия по числу проданных экземпляров стояла впереди этой книги немецкого автора. Но и Ремарку пока не удавалось закрепить достигнутый успех. Подобно Дитрих, он, не будучи евреем, покинул Германию, презирая ее национал-социалистическую политику, и с тех пор жил либо в приобретенном еще в 1931 году доме в Порто-Ронко, на берегу Лаго-Маджоре, либо путешествуя по миру. Когда в начале сентября 1937 года Ремарк появился в Венеции, у него как раз осталась позади одна из многочисленных, но мимолетных связей — на сей раз с кинозвездой Хеди Ламарр.
В своей умной и пугающей книге «Моя мать Марлен» (1992) Мария Рива впервые открыла публике глаза на личные неурядицы блистательной кинозвезды. Со слов матери Мария Рива передает, как та описывала свою первую встречу с Ремарком:
Они познакомились на кинофестивале в Венеции. К столику в ресторане, за которым сидели Марлен Дитрих и знаменитый кинорежиссёр Джозеф Штернберг, подошёл элегантный незнакомец. Марлен отметила тонкие черты лица, соколиные глаза, чувственный рот.
– Герр фон Штернберг? Мадам? Разрешите представиться. Я Эрих Мария Ремарк.
У него был низкий выразительный, как у актёра, голос.
– Вы слишком молоды для автора величайшей книги нашего времени, – сказала Марлен, не сводя с него глаз.
– Я написал бы её лишь для того, чтобы услышать, как вы произносите эти слова своим завораживающим голосом.
Джозеф Штернберг, давний и уже отвергнутый к этому времени любовник Дитрих, откланялся. Он был не только режиссёром, но и непревзойдённым кинооператором и сразу оценил средний план великой любовной сцены.
Так, со слов Марлен Дитрих, состоялось её знакомство с Ремарком.
Книга, о которой шла речь, "На западном фронте без перемен", переведённая на многие языки, принесла автору славу и большие деньги. Ремарку не удалось спасти мир, поведав людям об ужасах Первой мировой войны. На родине жгли его книги, Германия готовилась к новой войне. Шёл 1938 год, и Ремарк уже шестой год жил в эмиграции.
Они проговорили до рассвета. Разговор завершился неловким мучительным признанием Ремарка: он импотент. Его потрясла реакция Марлен: она была в восторге. Марлен давно надоело изображать вулкан страстей и на экране, и в жизни. Ей вполне импонировала роль музы.
Золотые закаты Венеции, песни гондольеров, рыбацкие деревушки, будто сошедшие с картин импрессионистов, любимое шампанское Ремарка "Дом Периньон" – таков великолепный фон начинающегося романа. Потом – Париж. В будуаре Марлен в элитном бело-золотом отеле "Ланкастер" душно от белой сирени. Ремарк, казалось, скупил её по всей Франции. Успех временно изменил Дитрих. В Голливуде она попала в чёрный список "губительниц кассовых сборов", и студия "Коламбиа", желавшая снять её в роли Жорж Санд, отказалась от этой идеи. Роман с Ремарком спас Дитрих от депрессии.
Она решила провести лето всей семьёй на модном курорте Антиб на юге Франции. "Вся семья" – это "мутти" Марлен Дитрих, "папи" Рудольф Зибер, её муж, дочь Мария тринадцати лет, её гувернантка Тами. И Ремарк. Супружеские отношения Марлен и Рудольфа закончились с рождением дочери, но они остались друзьями. Рудольф до конца своих дней официально считался мужем Марлен. "Любимый папи" был её доверенным лицом, советником, домоправителем. Марлен поверяла ему все свои любовные тайны, Рудольф почитал делом чести для себя достойно выглядеть в глазах её любовников. Впрочем, и он не был одинок. Тами, Тамара Матул, русская эмигрантка из дворянской семьи, самозабвенно любила Руди. Дитрих эту связь поощряла, как, впрочем, и все другие увлечения мужа, но Тами категорически запрещалось иметь детей.
Такова была обретённая Ремарком "семья". И хоть он прикрыл лицо рукой, когда назойливые папарацци сняли его за столиком ресторана с Дитрих и её мужем, весь мир уже знал, что он любовник Марлен. В то лето Ремарк начал работу над романом "Триумфальная арка". Прообраз главной героини Жоан Маду – Марлен Дитрих, а Равик, эмигрант из Германии, – он сам.
«Красавица, возбуждающая и пропащая, с высоко поднятыми бровями и лицом, тайна которого состояла в его открытости. Оно ничего не скрывало и тем самым ничего не выдавало. Оно не обещало ничего и тем самым — все».
Такой виделась Ремарку-Равику Марлен.
Мария, дочь Марлен Дитрих, запомнила, что Ремарк писал от руки хорошо отточенным карандашом. Он всегда носил с собой коробку таких карандашей и жёлтый блокнот в линейку на случай, если вдруг придёт вдохновение.
Пока Ремарк трудился в затенённой комнате, Марлен подружилась на пляже с послом США в Англии Джозефом Кеннеди, отцом будущего президента. У Кеннеди-старшего была вилла по соседству, маленькая тихая жена, родившая ему девять детей, и репутация изрядного волокиты. Что Ремарк переживал в то время, как трансформировалось его отношение к Марлен? Обратимся к роману "Триумфальная арка".
"У него было такое ощущение, будто чья-то сильная рука сдавила ему сердце. Он знал, что её упоение страстью – это упоение самой собой, хмельной дурман, яркая вспышка, дань минуте, не больше," – размышляет о своей возлюбленной Равик.
Ремарк подписывал этим именем многочисленные письма к Марлен, чаще всего при размолвках. А ещё он придумал маленького мальчика Альфреда. Когда Марлен порывала с ним, к ней обращался в письмах трогательный мальчик-посредник, называвший её "тётей Лени".
Кончился сезон, и "семья" вернулась в Париж. Все понимали, что война неизбежна, несмотря на подписание Мюнхенского соглашения. Дитрих отправилась в Голливуд: ей предстояло получить американское гражданство. В ожидании приятного события она заводит роман с известным актёром Орсоном Уэллсом.
У Ремарка, кроме Марлен Дитрих, ещё два предмета страсти – художественная коллекция и машина "лянча", будто сошедшая со страниц романа "Три товарища". Он называет машину "серой пумой", а Марлен – "золотой пумой". О коллекции стоит сказать особо. Это богатейшее собрание картин, среди них – работы Эль Греко, Ван Гога, Сезанна, Модильяни; редкие книги с иллюстрациями знаменитых художников, поистине музейные сокровища китайской династии Тан, бесценные ковры, много другого антиквариата.
Ремарк заботился переправить коллекцию сначала в Голландию, потом в Америку и сам следил за упаковкой экспонатов. Позднее он признался Дитрих: заключив, что война вот-вот начнётся, он думал не о судьбах мира, а лишь о спасении своей коллекции.
Летом 1939 года Ремарк снова приехал в Антиб, где его уже ждала "золотая пума". Ремарк представил её своему лучшему другу – "серой пуме". Марлен была в восторге. Это не помешало ей увлечься в то лето "пираткой" по имени Джо. Авантюристка и путешественница, владелица яхт и шхун, она бросила якорь в пристани Антиб. Она называла Дитрих "красоткой", и, ко всеобщему удивлению, это сходило ей с рук. Вечерами Марлен наряжалась и отправлялась на яхту к своей возлюбленной, не первой и не последней в её жизни.
Позднее Кеннет Тайнен, известный английский литературный критик и один из легиона любовников Марлен, так объяснит "загадку Дитрих": "В ней есть секс, но нет пола".
Ремарк продолжал работать над романом, правил ранние рассказы, а по вечерам напивался до бесчувствия. Он предоставлял своему герою Равику судить Марлен. Творчество заглушало боль днём, алкоголь – ночью. "Она принимала только то, что ей подходило, и так, как ей хотелось. Об остальном она не беспокоилась. Но именно это и было в ней самым привлекательным... Зеркало, которое все отражает и ничего не удерживает".
Дитрих снова пригласили в Голливуд, на сей раз сыграть роль французской шлюхи в фильме "Дестри снова в седле". Она сначала с негодованием отвергла это предложение, а потом устроила "семейный совет", в котором – очно и заочно – приняли участие муж и любовники – Джозеф Кеннеди-старший, фон Штернберг, Ремарк и "пиратка" Джо. Все настоятельно рекомендовали дать согласие. Перед отъездом Дитрих просит Ремарка позаботиться о её дочери Марии.
После подписания пакта Молотова–Риббентропа руки у немцев были на Западе развязаны. До Антиба они могли добраться за час. Пустив в ход свои могущественные связи, Дитрих забронировала "семье" билеты на пароход "Куин Мэри", отплывавший в Америку 2 сентября 1939 года.
Гитлер захватил Польшу. Великобритания и Франция уже были в состоянии войны с Германией, а в США война не чувствовалась.
В Нью-Йорке открылась Всемирная выставка. О Дитрих снова кричали заголовки газет, она снова была в зените славы. Газеты живописали роман Дитрих и Стюарта, исполнителя главной мужской роли.
Когда "семья" прибыла в Голливуд, журналисты дознались, что с мужьями у Дитрих явный перебор. Возмутившись пуританскими нравами, Дитрих предложила Ремарку уехать в Нью-Йорк – самое подходящее, по её словам, место для блестящего таланта. Ремарк отказался, и тогда уехать пришлось мужу с гувернанткой Тами.
Дитрих снимала дом в Беверли-Хиллз. Ремарк поселился в доме напротив. Он жил затворником, днём писал, а к вечеру, когда Марлен возвращалась со съёмок, рвал написанное. Мария называла его "Сирано с Беверли-Хиллз", соглядатаем чужой любви. "Он жил для того, чтобы услышать шум машины матери, подъезжающей к дому, телефонный звонок Марлен, что она одна и ему дозволяется, прокравшись через дорогу, заключить её в объятия".
Ремарк испытывал безмерное унижение как отвергнутый любовник и ненавидел себя за то, что не в силах отказаться от Марлен. За счастье слышать её голос, находиться с ней рядом он готов был выслушивать рассказы про очередного любовника, писать для неё любовные сцены, сочинять завораживающие фразы для обольщения заурядных киноковбоев.
Она блистала остроумием на светских раутах, повторяя слово в слово сказанное накануне Ремарком. А Ремарк-Равик рыдал в "Триумфальной арке":
"Он смотрел на её лицо, заслонившее весь мир, вглядывался в него и понимал, что только фантазия влюблённого может найти в нём так много таинственного. Он знал – есть более прекрасные лица, более умные и чистые, но он знал также, что нет на земле другого лица, которое обладало бы над ним такой властью. И разве не он сам наделил его этой властью?"
Наконец Ремарк осознал, что больше не в силах выносить каждодневную пытку. Он снял дом в Брентвуде и купил двух ирландских терьеров. Дом предназначался для временного хранения коллекции, его единственного друга. Выход своим чувствам он давал, сочиняя письма к Марлен.
Получив письмо, подписанное "Равик", Марлен приглашала его к себе, называла, по обыкновению, своим единственным, иногда позволяла любить себя. Ремарк знал цену её словам.
"Жила-была волна, любила утёс где-то в море... Она вздыхала и плакала, и молила: "Приди ко мне, утёс"... Она любила его, обдавая пеной, и медленно подтачивала. И вот в один прекрасный день утёс, уже подточенный, качнулся и рухнул в её объятия".
А Марлен уже присмотрела другой "утёс". Жан Габен заключил контракт с Голливудом. Он ещё только покинул оккупированную Францию и не подозревал, что Марлен ждёт его.
Ремарк переехал в Нью-Йорк. Уповая на время и расстояние как средства против разлуки, он всё ещё придумывал новые оправдания для Марлен. "Она производит тысячу оборотов в минуту, а для нас норма – сто, – говорил он Марии. – Нам нужен час, чтобы выразить любовь к ней, она же легко справляется с этим за шесть минут и уходит по своим делам".
Роман "Триумфальная арка" вышел в свет в конце 1945 года. Каково было Марлен Дитрих прочитать отповедь, данную ей Равиком-Ремарком:
"Ты подлая стерва!.. Лгунья, – сказал он. – Жалкая лгунья... Убирайся ко всем чертям со своей дешёвой загадочностью... Один тебе нужен, видишь ли, для упоения, другому ты заявляешь, что любишь его глубоко и совсем по-иному, он для тебя тихая заводь... Что ты знаешь обо всём этом? Тебе нужно опьянение, победа над чужим "я", которое хотело бы раствориться в тебе, но никогда не растворится, ты любишь буйную игру крови, но твоё сердце остаётся пустым, ибо человек способен сохранить лишь то, что растёт в нём самом. А на ураганном ветру мало что может произрастать".
В письме к "любимому папи" из Парижа, датированном 5 декабря 1945 года, Дитрих писала: "Ремарк изображает меня хуже, чем я есть, чтобы интереснее подать себя, и добивается желаемого эффекта. Я намного интереснее его героини".
Равик смог порвать с Жоан, Ремарку Марлен была по-прежнему необходима.
В 1953 году Ремарк объявил, что подумывает о женитьбе на Полетт Годдар.
Дитрих на правах друга принялась его отговаривать. Она полагала, что Годдар движет корысть, ей нужна коллекция, а не сам Ремарк. Тогда, после пятнадцати лет страданий, Ремарк – в который раз! – предложил ей руку и сердце: в противном случае он женится на Годдар. И сдержал слово.
Возможно, Ремарк женился на Годдар, желая отомстить Дитрих. А может быть, ему нравились хищницы, "пумы"?
Если Марлен Дитрих, по его мнению, нужны были опьянение, победа над чужим "я", то Полетт Годдар – бриллианты. Её "символ веры", по словам Дитрих, был таков: "Никогда, ни за что не спите с мужчиной, пока не получите от него бриллиант чистой воды, по меньшей мере в десять каратов".
У Годдар был ларец из крокодиловой кожи, битком набитый крупными бриллиантами. Но это уже совсем другая история.
автор ::: Людмила Биндеман
